– В Лозанну я поехал в качестве свидетеля, который априори не может быть фигурантом дела. Свидетель – он ни «за», ни «против». Потому я искренне удивляюсь тому, как трактуют мои действия юристы федерации, – улыбается Александр Иванович. – Задача свидетеля, дающего показания под присягой, – честно и исчерпывающе ответить на заданные вопросы. А уж оценивать его слова должны судьи.

В одном из своих выступлений президент УЕФА Александер Чеферин обратился к коллегам примерно со следующим месседжем: «Если вы действительно желаете добра футболу, не бойтесь говорить правду. К чему может привести равнодушие, невмешательство, мы могли убедиться на примере кризиса, который поразил ФИФА…» Очень правильные слова, на мой взгляд. Вот и я считал недопустимым скрывать что-либо, когда выступал перед Спортивным арбитражным судом.

– Почему именно вас пригласили в Лозанну в качестве свидетеля?
– Ответ лежит на поверхности. Вопросы обеспечения безопасности на стадионах я курировал с 2000 года – то есть с того момента, как начал свою работу в ФФУ, занимая должность ее первого вице-президента и исполнительного директора. Не изменился круг моих задач и тогда, когда к руководству федерацией пришла новая команда во главе с Андреем Павелко. Его приглашение я воспринял, как искреннее желание сохранить преемственность на ключевых участках деятельности организации, и, конечно, был рад поделиться своим опытом.

Начало было обнадеживающим, но в какой-то момент уровень доверия ко мне со стороны президента ФФУ резко упал. Это нельзя было не почувствовать, хотя внешне все выглядело как всегда – улыбки, приветствия, любезности.

– Причиной стали «мариупольские» разногласия?
– Я изложу голые факты, а вы решайте. Еще в мае 2017 года президент ФК «Динамо» Игорь Суркис инициировал встречу, на которой кроме меня присутствовали первый вице-президент ФФУ Вадим Костюченко, вице-президент федерации Игорь Кочетов и глава Премьер-лиги Владимир Генинсон. Суркис выражал обеспокоенность обстановкой в Мариуполе, расположенном в непосредственной близости от зоны ведения боевых действий. Соответственно говорил он и о рисках, связанных с будущей поездкой в этот город его команды и болельщиков. Учитывая всю серьезность ситуации, просил нас не пускать дело на самотек, поскольку речь шла о безопасности людей.

В ответ все дружно закивали головами, а я со своей стороны подготовил и направил официальный запрос в СБУ, предложив ее специалистам дать экспертную оценку уровня безопасности в Мариуполе. Ответ пришел 19 июня: СБУ отмечала наблюдавшуюся в то время активизацию сепаратистских сил и подчеркивала увеличение потенциальной угрозы терактов в связи с резонансом, который наверняка вызвал бы матч. Резюме было достаточно четким: играть в Мариуполе нецелесообразно.

Буквально на следующий день, 20-го числа, на заседании Исполкома ФФУ я показал это письмо Андрею Павелко. Знаете, он изменился в лице, буквально взорвался. «По какому праву вы подписываете подобные документы? Это могу делать только я!» – таковой была суть его эмоциональной вспышки. Объяснения, что, дескать, я занимаюсь вопросами, которые пребывают в моей компетенции, ни к чему не привели. Павелко просто уложил письмо в свою папку, так и не показав его другим членам исполкома. «Это – политика. Это – мой вопрос», – отрезал он. То же, что и вам, я рассказал в Лозанне – в присутствии сидевшего рядом президента ФФУ.

– Конфронтация с Андреем Павелко имела для вас какие-либо последствия?
– Уже 26 июня он подписал распоряжение, согласно которому Вадим Костюченко назначался куратором 12 комитетов, за работу которых раньше отвечал я. В том числе и Комитета по вопросам стадионов и безопасности проведения соревнований. На мне остался профессиональный футбол, членом профильного комитета которого, к слову, я не являлся, а также Институт футбола.

– Каковой была ваша реакция?
– Поначалу – никакой. Со мной никто не советовался, меня никто не извещал, и моей подписи под этим распоряжением нет до сих пор. Мало того, о кадровых пертурбациях в верхах не были поставлены в известность ни главы областных федераций, ни руководители комитетов. А ведь они-то должны знать, за кем из вице-президентов закреплены! Все обнаружилось только в сентябре – через три месяца…

Точно также, втихаря, меня отрезали от всей официальной корреспонденции. Притом, что как первый вице-президент, я должен видеть почту от и до – это повсеместная практика. Идет ли речь о профессиональном, женском, юношеском футболе; о финансовых, стратегических, трансферных или дисциплинарных моментах; о безопасности, лицензировании, регламентных нормах или о переписке с УЕФА и ФИФА – все это и многое другое должно проходить через меня вне зависимости от того, какое направление я курирую.

Попытка разобраться в этом демарше ни к чему не привела. Оказалось, секретарь направлял письма исключительно Костюченко и генеральному секретарю ФФУ Юрию Записоцкому, но ни один, ни второй не смогли вразумительно объяснить, почему в списке адресатов отсутствует Бандурко.

Далее мне стало известно, что еще 24 июля «Динамо» направило в ФФУ официальное ходатайство о переносе выездной встречи с азовцами. К документу киевляне приложили письма из СБУ, МВД и Управления государственной охраны Украины. Все три инстанции, отвечая на запрос клуба, подчеркивали, что играть в Мариуполе опасно, особенно в период празднования Дня Независимости. Приведенные в письмах аргументы, о которых уже неоднократно писали в СМИ, были крайне серьезны и всецело обоснованы. Достаточно сказать о красном – максимальном – уровне террористической угрозы, присвоенном Мариуполю Генеральным штабом АТО.

Мало того, от заместителя Комитета по стадионам и безопасности Александра Загороднего я узнал, что в течение трех месяцев спецслужбы направили в ФФУ девять писем подобного содержания! Это может шокировать, но федерация не дала ход ни одному из этих документов, положив их под сукно. И, как выяснилось в ходе прений в Лозанне, ни на один из них даже не удосужилась ответить…

– В краткой мотивационной части своего решения КАС дал понять, что «Динамо» не ознакомило с упомянутыми письмами руководство УПЛ.
– Да, но сообщение на официальном сайте киевского клуба и предоставленные им доказательства свидетельствуют об обратном. Кроме того, еще 2 июня 2017 года вопрос о повышенных рисках, связанных с проведением матчей в Мариуполе, поднимался на Общем собрании участников Премьер-лиги. И «Динамо» тогда не осталось без поддержки – в частности, о своем нежелании подвергать угрозе игроков и болельщиков заявляли «Карпаты». Я тогда предложил решать проблемы по мере поступления. Кто готов идти на риск – едет в Мариуполь, кто нет – заявляет о своем намерении, и УПЛ принимает решение с учетом всех обстоятельств.

– Все согласились?
– Да, и ФК «Мариуполь» – в том числе. Это уже потом, когда в этом клубе сменилось руководство, он резко изменил линию поведения и перестал идти на компромиссы. В любом случае, очень жаль, что мое предложение, принятое на общем собрании УПЛ, не было оформлено должным образом. Кто знал, что все закончится Лозанной? Как бы там ни было, обо все этом я известил КАС.

– А пришлось ли вам во время выступления в Швейцарии приводить примеры переносов матчей из соображения безопасности, случавшиеся в прошлом?
– Безусловно, и я считаю это очень важным моментом. В конце 2004 года, когда разгоралась Оранжевая революция, «Шахтер» забил тревогу ввиду его приближающегося матча с «Волынью» в неспокойном Луцке. ФФУ совместно с УПЛ пошли навстречу горнякам и оперативно приняли решение о переносе игры в Одессу.

А в начале 2014-го, когда Украину охватила Революция достоинства, мы на несколько недель отложили старт второй части чемпионата.

И в первом, и втором случае все отнеслись к таким мерам с пониманием. Тем более непонятно, почему сейчас, когда на востоке страны гремят взрывы, вопрос с переносом вызвал столь грандиозный скандал.

– Почему Комитет ФФУ по стадионам и безопасности, на котором впервые обсуждался «мариупольский вопрос», провел свое заседание только 17 августа? После поступления первых писем из СБУ, МВД и УДО к тому моменту прошло уже два месяца, а до назначенной даты проведения матча «Мариуполь» – «Динамо» оставалось всего десять дней.
– Хотел бы и я это понять. Все попытки инициировать заседание комитета заканчивались ничем. Мне так и отвечали: «Это – не наш вопрос». Когда же тянуть уже было нельзя, проблему комитет разобрал. Вот только руководитель его Геннадий Прокопович сразу продемонстрировал, что эмоциональной, «патриотической» составляющей, восславляемой в некоторых масс-медиа, да тем же спичам мариупольского мэра, он придает куда большее значение, нежели авторитетным доводам специалистов.

Я попытался в очередной раз обратить внимание членов комитета на всю серьезность ситуации, на те самые письма из спецслужб, которые продолжали приходить. Никакой реакции. В итоге слово взял представитель СБУ и заявил, что вместе с коллегами по-прежнему придерживается ранее обозначенных позиций, и что ситуация в Мариуполе остается очень тревожной, позволяющей говорить о нецелесообразности проведения футбольного матча. Играть там, уточнил он, – опасно для жизни. Важно, что слова свои он подтверждал показательными примерами – зафиксированными звонками о подготовке терактов, фактами задержания групп с пластиковой взрывчаткой и т.д.

По какому-то мистическому стечению обстоятельств выступление офицера СБУ не оказалось отображенным в решении заседания комитета, предоставленном в КАС! Когда я указал на это, а судьи в свою очередь попросили Прокоповича дать объяснения, тот списал все на простую техническую ошибку…

Было стыдно за коллег, и иначе как позором это не назовешь.

– Суд в Лозанне просил вас оценить в целом действия организации, которую вы представляете?
– Да, и я честно при всех признал, что ФФУ допустила ошибку, превысив собственные полномочия. Согласно 15-й статье Устава ФИФА в период угрозы терроризма национальная ассоциация должна оценивать уровень безопасности проведения соревнований, опираясь исключительно на выводы спецслужб. В нашем случае, как я уже говорил, все предупреждения и рекомендации федерация попросту проигнорировала.

Неправильным считаю и то, что она откровенно выступала на стороне одного из участников конфликта, тогда как, являясь высшей футбольной инстанцией, должна была находиться над схваткой. Наблюдать, контролировать, консультировать, а радикальные ходы предпринимать только в самом исключительном случае.

Об этом я тоже сказал на заседании КАС. А заодно признал собственную вину в том, что у меня не получилось переубедить молодых руководителей. Если бы мои аргументы оказались более действенными, дело бы не дошло до суда.

– Существовал ли вариант, при котором бы стороны ударили по рукам – без назначения санкций для какой-либо из них?
– Судьи, очевидно, сами были именно за такое развитие событий. В какой-то момент они пригласили в комнату для совещаний Андрея Павелко и Игоря Суркиса, предложив им следующий компромисс: «Динамо» и «Мариуполь» играют на нейтральном поле перенесенный с августа матч и два поединка второго этапа, если азовцы пробьются в первую шестерку.

Президент киевлян не только сразу дал согласие, но и выразил готовность оплатить соперникам все связанные с будущими поездками расходы. А вот Павелко, взяв несколько минут на раздумья, вернулся с категоричным «нет».

По прошествии пары часов КАС предложил новые условия мирного соглашения, еще более заманчивые для азовцев: все оставшиеся в текущем чемпионате встречи с «Мариуполем» динамовцы должны провести на его поле.

И снова Киев дал добро. Суркис попросил лишь о предоставлении надлежащих гарантий безопасности с оповещением за три дня до каждой игры. Казалось бы, вот он – компромисс! Но глава ФФУ, предварительно отлучившись, опять отказался принимать предложение Лозанны.

В итоге прения продолжились, и в гостиницу мы вернулись только около полуночи.

– Уже в Киеве вам предложили объясниться перед Комитетом по вопросам этики и честной игры. Сколь неожиданным было такое развитие событий?
– Его действительно сложно было предвидеть. Нашим вопросом вдруг обеспокоился Комитет регионов, не имеющий к «мариупольскому делу» вообще никакого отношения. Почему вдруг возникла такая озабоченность непрофильным вопросом – полная загадка.

Как бы там ни было, именно этот комитет после оперативно созванного заседания обратился в Комитет этики, требуя временно отстранить от своих обязанностей Бандурко, Кочетова и члена исполкома Франкова, как свидетельствовавших против ФФУ.

Соответствующее письмо с невиданной ранее быстротой взял в разработку Комитет под руководством Баранки, и в течение 19-20 февраля каждый з нас троих получил предложение предоставить свои пояснения случившемуся. Просьбу мы выполнили и настаивали на том, чтобы лично привести свои доводы итальянским юристам. Вот только на заседание Комитета этики нас никто не пригласил – его члены собрались 21-го числа в Харькове, куда, очевидно, отправились смотреть игру «Шахтер» – «Рома»…
 
– Каким видится вам дальнейшее развитие событий?
– Как известно, Комитет этики по умолчанию поддержал инициативу Комитета регионов. Исполком ФФУ, повестка дня которого пока не определена, пройдет 2-3 марта, но до того вопрос о нашем отстранении от дел будет рассмотрен на КДК. Исходя из своего опыта, могу предвидеть решение последнего. Тем более, Андрей Павелко уже предвосхитил вердикт независимого органа футбольного правосудия относительно «инакомыслящих». В своем интервью сайту ФФУ он порекомендовал нам самим подать заявление об отставке, полагая, что это будет честно.

Я же воспитан на других критериях честности и порядочности. Много лет назад придя в футбол, я присягал на верность служения Игре, а не конкретным функционерам в руководящих кабинетах.  Тем более, когда они разрушают основы некогда успешной и авторитетной общественной организации, превращая ее в политический клуб по интересам одного человека с его непомерными амбициями.  Я буду продолжать защищать принципы УЕФА, провозглашенные президентом Чеферином. Они для меня близки и понятны. Принципы же, которые исповедует и навязывает украинскому футболу президент Павелко, чужды и неприемлемы мною.

Если Артем Франков, комментируя создавшуюся ситуацию, цитирует французскую песню «Я ни о чем не жалею», то я, пожалуй, остановлюсь на хите «Океана Ельзи».

«Я не здамся без бою»...